Наглость города берет

Как четыре воеводы без боя город взяли

27 октября 1912 года город Кавала – важный порт на Эгейском море без единого выстрела захватили всего четыре человека – воеводы Внутренней македонско-одринской революционной организации (ВМОРО) Михаил Чаков, Пейо Яворов, Христо Чернопеев и Йонко Вапцаров. Сегодня я расскажу вам об этой удивительной истории.

Еще в начале Балканской войны ВМОРО мобилизовала все свои силы и подчинила их Штабу действующей армии. Были сформированы добровольческие четы, состоявшие преимущественно из бывших воевод и четников, принимавших участие в освободительном движении. Этим четам была поставлена задача вести разведку в тылу врага, заниматься саботажем и агитацией среди местного болгарского населения, а при возможности вступать в бой с турецкими частями. Из 53 чет, созданных накануне войны, 47 действовали в Македонии, в том числе 15 – в Эгейской.

Осенью 1912 года греческие войска оккупировали большую часть Эгейской Македонии, включая город Солун (Салоники). Здесь же действовали два болгарских военных формирования: 7- я Рильская дивизия генерала Георгия Тодорова и Родопский отряд генерала Стилияна Ковачева. На восточную часть Эгейской Македонии (Драмская, Сярская, Кавалская околии) наступал Родопский отряд, включавший 1-ю и 3-ю бригады 2-й пехотной Тракийской дивизии, три артиллерийских полка, инженерные, тыловые, санитарные и другие части. Отряду были приданы 5-я и 6- пограничные, 9-я, 21-я и 27-я вспомогательные дружины.

С овладением городами Сяр (сегодня Серес) и Драма на первый план вышла задача достичь побережья Эгейского моря, портового города Кавала.

Дадим слово одному из непосредственных участников событий — воеводе Михаилу Чакову (его воспоминания, написанные вероятно в 1933 году, хранятся в фонде Пейо Яворова в Центральном государственном историческом архиве Болгарии):

10 октября 1912 года генерал-майор (Стилиян Ковачев), во главе небольшого отряда перейдя в постоянных боях с турками засыпанные снегом Родопские горы, вступил в теплую Тракийскую долину и достиг города Драма. Там он расположил свой штаб.

Мы, четыре македонских воеводы, прибыли со своими четами в Драму несколькими днями позже. Явились к генералу и попросили, чтобы он двинул часть своих войск к Белому морю и занял Кавалу. Генерал посмотрел на нас испытующе, улыбнулся и спросил:

— Кто вы?

— Воеводы Пейо Яворов, Христо Чернопеев, Йонко Вапцаров и Михаил Чаков – ответил ему я.

— Господа, нет более великого подвига, чем самопожертвование за Родину! Но я только что получил сообщение, что Явер-паша с пятьюдесятью тысячами штыков движется через Родопы к Драме. От Сереса идут войска Махмуда-паши. Гюмюрджинский гарнизон также готовится к походу на нас. У моего отряда нет сил справиться с этими полчищами. Вот смотрите, сколько тревожных сообщений! (Он подал Яворову несколько телеграмм). Какой смысл продвигать мой отряд вперед, обрекая его на верную гибель?

— Тогда, господин генерал, у нас к вам просьба, — ответил Яворов – Прикажите передовым постам пропустить нас. Кроме того, пусть нам дадут один комплект офицерской формы и три комплекта солдатской, а также сапоги и фуражки. И четырех хороших коней. Мы сами возьмем Кавалу…

Генерал молчал, раздумывая над предложенной авантюрой. Вдруг он оживился.

— Капитан! – обернулся он к адъютанту, – Дайте этим господам все, что им необходимо! Организуйте и пропуск их через наши передовые посты!

Яворов поблагодарил его от имени всех нас за его отзывчивость и на прощание сказал:

— Господин генерал, мы отправляемся в Кавалу! Там будем вас ждать… Через два-три дня! Желаем вам успеха! До встречи на берегу Белого моря!

Генерал был тронут. Сильно разволновавшись, он обнял Яворова и ответил:

— В добрый час, господин Яворов! В добрый час, господа! Я счастлив, что наш именитый поэт с такой самоотверженностью отдался делу освобождения порабощенной части нашего отечества, прекрасных земель – Македонии и Тракии! Храни вас бог, господин Яворов!

После он обернулся к нам:

— Господа, вы знаете кто ваш товарищ! Нет необходимости вам напоминать, что необходимо беречь его как зеницу ока! Считайте, что я отдаю вам приказ: вы отвечаете за жизнь нашей национальной гордости, автора «Арменци», «Градушка», «Хайдушки песни», «Заточеници», «Бежанци» … Объединенная Болгария ждет еще много таких прекрасных стихов от господина Яворова. До свидания господа, на берегу Белого моря!

27 октября мы поднялись на высоту, которая как клещами охватывала красивый город, раскинувшийся на беломорском берегу. Шел проливной дождь. Смеркалось. Мы стали спускаться по дороге к городу и добрались до караколы (караульного помещения), где находились турецкие стражники, охранявшие дорогу Кавала – Драма. Топот наших коней прервал их сон. Они подскочили и бросились наружу с фонарями в руках, но в дверях остановились как вкопанные. Перед ними стояли четыре болгарских кавалериста на сильных конях с направленными на двери карабинами Манлихера. Эти кавалеристы были Пейо Яворов, одетый в офицерский мундир с капитанскими погонами, Христо Чернопеев, Йонко Вапцаров и Михаил Чаков – с погонами унтер-офицеров…

— Не двигайтесь или будете застрелены! – закричал по-турецки Вапцаров своим мощным голосом. — Видите, лес — он указал на лес за караулкой — полон болгарских солдат!

Стражники стояли в оцепенении.

— Аман, эфендилер (господа), сдаемся! – закричали они в один голос и побросали свои ружья на землю перед нами.

Чернопеев и Вапцаров слезли с коней и обыскали караулку, а мы с Яворовым держали пленных под прицелом. После этого обезоруженные стражники под командой Чернопеева построились в колонну по двое – всего их было шестнадцать человек. Мы с Яворовым впереди, за нами пленные, а за ними Чернопеев и Вапцаров. Процессия двинулась к Кавале, отстоящей от караулки на два километра. Идя с опущенными головами, пленные благословляли нас, за то, что мы хорошие люди и не сделали им ничего плохого. Они думали, что мы их убьем.

Дойдя до первых городских домов, мы остановились, и я сказал стражникам:

— Идите в вашу казарму и доложите своему начальнику, что четыре парламентера болгарской армии, находящейся в скалах над городом, прибыли, чтобы предложить военным и гражданским властям сдаться! В противном случае наша артиллерия начнет обстрел.

Как были, строем без оружия, стражники пошли в свою казарму. Мы же направились в конак — резиденцию греческого владыки (имеется в виду греческий высший священнослужитель — епископ, архиерей и т.д.- прим переводчика), который встретил нас довольно любезно. Вскоре уже весь город знал, что прибыли парламентеры из болгарской армии, расположившейся на боевых позициях вокруг города. Несмотря на проливной дождь и страшные молнии, улицы быстро наполнились народом. Яворов разговаривал с владыкой на французском языке и изложил ему нашу «миссию»:

— Мы пришли как парламентеры болгарской армии, чтобы предложить сдать город. Иначе — обстрел, через три часа!

Владыка попросил нас не предпринимать ничего, пока он не поговорит с турецкими властями и убедит их сдаться. И отправился на встречу с ними. Расположившись в его просторном кабинете, мы курили, ожидая его возвращения. Прошло, однако, больше часа, но он все не возвращался. Было половина десятого. Нам не от кого было узнать, что творится в турецком городском управлении. Мы начали беспокоиться. Неужели греческий священник предал нас?

Позже мы узнали, что кириарх (глава, духовный начальник) после того, как посоветовался со знатными горожанами-греками, преднамеренно задерживал свое возвращение к нам, ожидая прибытия греческих войск из Орфано и Тасоса, чтобы те первыми заняли город.

В это время мы услышали с улицы конский топот. Чернопеев вышел посмотреть, что происходит снаружи. Вернулся сильно встревоженным. Большой отряд турецких конных стражников с обнаженными саблями разгонял собравшуюся толпу и занимал позиции вокруг конака. Мы переглянулись. Вапцаров стукнул прикладом карабина по полу и воскликнул:

— Этот греческий катил (преступник) предал нас, но мы легко не сдадимся! Он заплатит головой за это предательство!

— Зачем сидеть в этом греческом конаке и напрасно ждать? Вставайте, пойдем в полицейский конак, а там будь что будет!.. – предложил Яворов.

Затем он открыл окно на улицу. Множество народа толпилось за кордоном стражников. Высунувшись по пояс из окна, Яворов размахивая карабином, закричал, как мне показалось, нечеловечески громким голосом:

— Братья, идем в конак! Да здравствует свобода!

Народ, необыкновенно возбужденный, смел кордон стражников. Несколько минут спустя эта огромная толпа с фонарями и факелами в руках ведомая четырьмя болгарскими кавалеристами уже шествовала под проливным дождем, лившим как из ведра, к конаку. Несколько раз нам преграждали путь группы стражников, но народ просто поглотил их.

В этом стремлении толпы было нечто величественное, неописуемое. Когда мы прибыли к турецкому конаку и многотысячная толпа запрудила площадь, появился турецкий полицейский начальник и пригласил «господ парламентеров» в управление начальника полиции.

Мы поднялись на второй этаж, в комнату каймакамина (наместника, управителя санджака или каазы), у которого собрались знатные и влиятельные горожане – мусульмане и офицеры местного гарнизона. Мы с Яворовым перешагнули порог, а Чернопеев и Вапцаров встали на страже у дверей с винтовками у ног. Приклады громко ударились о пол, и присутствующие подняли головы, пораженные как при команде «Руки вверх!». Наступила мертвая тишина.

Яворов и я сделали несколько шагов вперед, сняли фуражки и поздоровались по-турецки. Никто не ответил. Яворов на турецком обратился к каймакамину:

— Господин, можем ли мы узнать с кем имеем честь говорить? Вы ли каймакам-эфенди?

— Эвет! (Да) – ответил с поклоном каймакамин. Он был бледен как мертвец.

— Мы, как вам известно, — продолжил Яворов, — направлены болгарским генералом Ковачевым, чьи войска заняли позиции в скалах возле города, чтобы спросить вас, желаете ли вы сдаться добровольно, или ему придется отдать приказ обстрелять город. Срок для ответа – до 12 часов – в полночь. Наш генерал дает слово, что жизнь, честь и собственность населения независимо от национальности и веры будут сохранены.

В этот момент вошел запыхавшийся высокий человек. Полный, элегантно одетый, это был господин Викс – австро-венгерский консул, бывший торговец табаком и большой друг турок. Он испытующе посмотрел на нас и почти закричал по-турецки:

— Прошу вас, господа, может ли человеческий разум принять подобный абсурд? Город с пятьюдесятью тысячами жителей, большим армейским гарнизоном и полицией должен сдаться четырем людям! Где ваши полномочия? Где армия, от чьего имени вы пришли?

Турки подняли головы… Однако мой ответ христианскому иуде, который пришел нас предать, снова погрузил их в уныние.

— Господин консул, — воскликнул я во весь голос, — кто мы, мы уже сообщили! Не ваше дело, сколько у нас сил и где они! Печально, если вы думаете, что нас только четверо. Мы ждем ответа и, если не получим его, уйдем, но снимаем с нашей армии всякую ответственность за судьбу города!

— И за вашу судьбу, господин консул! — добавил Яворов.

Викс ничего не ответил. Он подсел к туркам, они сблизили головы и оживленно зашептались. Из отдельных долетавших до нас слов мы поняли, что Викс убеждает турок сдаться. Наконец каймакамин поднялся, поклонился Яворову, затем мне и громким, но дрожащим голосом заявил:

— Господа, мы приняли решение! Сдаемся добровольно, сдаем и город! Мы верим словам вашего паши Ковачева, что никто из мусульманского населения не пострадает.

Каймакамин отстегнул свой револьвер и саблю и подал их Яворову. Я смотрел и не верил своим глазам. Холод охватил меня, и я задрожал. Посмотрел на Яворова. Тот держал в руках сданное ему оружие и тоже был ошеломлен. Чернопеев и Вапцаров смотрели как оглушенные. Ясно было, что никто из нас не верил в то, что произошло. Сон это или реальность? Наша фантастическая авантюра увенчалась успехом

— Каймакам-эфенди, приветствую ваше благоразумное решение — заговорил Яворов. – Так было необходимо поступить. Все в городе будет сохранено. Прошу вас каймакам-эфенди, прикажите господам офицерам сдать свое оружие!

Я обернулся, оглядев присутствующих. Влиятельные турки походили на тени. Казалось, они потеряли способность говорить. Все стояли в оцепенении. Первым пришел в себя один майор. Он приблизился к нам, поклонился, расстегнул ремень с саблей и револьвером и положил на землю. Затем поклонился повторно и молча покинул зал. Так же поступили остальные присутствовавшие офицеры и полицейские начальники.

В это время поднялся шум на нижнем этаже. Вапцаров пошел посмотреть, что случилось. Вернулся с улыбкой до ушей. Он сообщил, что триста стражников побросали свои ружья и сабли и покинули полицейскую казарму. Последними как будто проснулись десяток турок – торговцы табаком, промышленники и другие – люди, далекие от политики. Не имея ничего для сдачи, они подходили к нам с опущенными головами, держа в руках свои белые бороды, кланялись, выражая таким способом признание новой власти и покидали зал.

Была уже полночь. Перед нами лежало это страшное «поле боя» с наваленным кучами сданным оружием. Не говоря ни слова, мы вышли на балкон, выходивший на площадь перед конаком.

Дождь продолжал лить. Несмотря на это многотысячная толпа терпеливо стояла, ожидая конца нашей миссии. Кто-то подал мне и Вапцарову зажжённые факела. Чернопеев развернул большое трехцветное знамя, сорвал с флагштока турецкое и вместо него поднял наше.

В этот момент на площадь вошли шестьдесят человек из наших четырех чет и группа Ляпова – пятьдесят бойцов. Народ понес их на руках. Парни торжествовали!

Мы вернулись в зал и распределили работу, которая нам предстояла. Яворов принял общее руководство, я — организацию полиции, а Вапцаров и Чернопеев – командование нашими вооруженными силами. Ляпов захотел быть адъютантом Яворова. Мы издали первые распоряжения от имени новой власти: из молодых парней-христиан должна была быть образована полиция в помощь нашим четникам, а из старых и известных граждан – городской совет.

Немедленно отправили двух всадников в Драму с сообщением для генерала Ковачева:

«Этим вечером четверо македонских воевод – [Пейо] Яворов, [Христо] Чернопеев, [Йонко] Вапцаров и [Михаил] Чаков чудом заняли пятидесятитысячную Кавалу, без единого ружейного выстрела. Войска и полиция [противника] сдались добровольно. Ждем вас.»

Двумя днями позже одна рота болгарской регулярной армии, отправленная генералом Ковачевым, вошла в уже освобожденную Кавалу.

Кто же были участники этой операции?

Главной фигурой был Михаил Чаков, самый опытный из всех, имевший высокий авторитет среди товарищей. Они уважали его и не случайно обращались к нему «Бай Михаил» или «Бай Чаков». В 1912 году во время Балканской войны возглавил чету №11 Македонско-одринского ополчения. Вместе с Йонко Вапцаровым, Георгием Занковым, Лазаром Колчаговым, Таско Кочеринским, Лазаром Топаловым, Стефаном Чавдаровым, Пейо Яворовым и другими создал сборный отряд, который возглавил Христо Чернопеев. Вместе с 12-й ротой 27 пехотного Чепинского полка отряд атаковал Мехомию (сегодня – Разлог), освобождал Банско, Драму, Неврокоп (сегодня – Гоце Делчев).

Один из известнейших болгарских поэтов Пейо Яворов был интеллектуальным центром группы, освободившей Кавалу. Его знание иностранных языков имело огромное значение для успеха рискованной операции. Сам Яворов так отвечал на вопрос, что заставляет его отдаваться революционной деятельности:

«…я никогда не принадлежал и не буду принадлежать к какой-то определенной македонской группе. Мне чужда всякая партийность, мне непонятно полное подчинение. Поэтому я рассматривал и рассматриваю свою работу в Македонии как долг по отношению к Болгарии…»

Иван Николов Проданичин, известный как Йонко Вапцаров, был разложским воеводой ВМОРО. Рожденный в Банско в 1880 году он вступил в организацию уже в 1896. Участвовал в «Афере мисс Стоун». В 1902 году стал воеводой четы в родных местах. После Илинденско-Преображенского восстания был арестован и заключен в тюрьму в Солуне. Освобожден после победы революции младотурок в 1908. Отец поэта-антифашиста Николы Вапцарова.

Бывший поручик болгарской армии Христо Чернопеев родился в ловечском селе Дерманци в 1868 году. С 1900 года он – воевода четы ВМОРО. Стал известен после участия в «Афере мисс Стоун». Участник Илинденско-Преображенского восстания.

Янко Гочев, историк. Источник

Небольшое примечание от «Братушки». Когда я переводил этот текст, у меня возник вопрос: А где во время всей этой авантюры были рядовые четники четырех воевод? А их по моим прикидкам должно было быть никак не меньше 150. В первоисточнике об этом не говорится, но из того, что практически сразу после сдачи города «на площадь вошли шестьдесят человек из наших четырех чет и группа Ляпова – пятьдесят бойцов«, можно предположить, что они были где-то неподалеку, готовые при необходимости прийти на выручку своим воеводам. А может быть они, например, жгли костры на высотах, окружающих город, изображая присутствие многочисленной болгарской армии?.. Но это уже мои домыслы 🙂